известно избирателям, все предельно честно и демократично.
— Ну-у… допустим, — кивнул я. — А почему…
— Сейчас я отвечу и на ваш первый вопрос, — замахал узкими ладошками Бив. — Выборы проводятся часто, потому что один из кандидатов всегда недоволен результатами. Первые восемь раз таким недовольным был наш демократичнейший герцог, другие восемь — соответственно, Пум, а последние четыре раза недовольны были оба. По закону же проигравший в выборах кандидат всегда имеет право на обжалование результата и проведение повторных выборов. По-моему, это очень демократично.
— Сколько раз? — нахмурился я.
— Сколько раз демократично? — переспросил председатель.
— Сколько раз он может обжаловать результат.
— Разумеется, один!
— Тогда почему они обжалуют результаты перманентно?! — не сдержавшись, выкрикнул я.
— Отчего ж?.. — заморгал и даже слегка задергал ушами Бив. — Позвольте!.. Но ведь обжалуются каждый раз последующие выборы, а не первые…
— Вот тут у вас явный баг в законе, — сказал я. — У вас эдакое зацикливание получается, образно выражаясь. Нужно обязательно выставлять граничные условия. Например, обжаловать результаты выборов можно только один раз. Или два. И это уже не новые выборы, а повторное голосование в тех же самых. А срок от одних выборов до других надо тоже лимитировать законом. Скажем, пять лет.
— Сколько?! — выкатил глаза Бив.
— Ну, четыре, — разрешил я.
— Хотя бы год! — взмолился председатель.
— Хорошо, три. Впрочем, решать не мне. Но срок должен быть жестким. Ведь это логично!
Бив сконфуженно примолк, а потом медленно кивнул:
— Вы правы. Как же я сам… Но все равно это не объясняет результатов последних четырех выборов! Да и восемь до них, откровенно говоря, тоже, — понизив голос, пробормотал председатель. — Хотя, и первые восемь ввели меня в некоторый ступор…
— Ну, с первыми восемью мне как раз стало более или менее понятно, — дипломатично улыбнулся я.
— Вы хотите сказать, что народ не любит своего герцога? — На чело председателя легла тень.
— Нет, что вы, — замотал я башкой, хотя сказать хотел именно это. — Просто к своему выдвиженцу по элементарнейшей логике должно быть больше доверия. Иначе, зачем было его выдвигать?..
— Так-то оно так, — пожевал толстыми губы председатель и бросил на меня загадочный взгляд, — но вы ведь понимаете, что у герцога есть… эти… и о-го-го какие! А у Пума… тоже сами понимаете.
Я ни бельмеса не понимал, но признаваться в этом посчитал зазорным и активно закивал: как же, как же, дескать, чего тут не понять?
— Вот, — кивнул в ответ Бив. — Посему у справедливейшего герцога с самого первого голосования закралось сомнение в исправности системы… вашей системы, — ткнул председатель длинным пальцем на сервер информатория. — Но на девятый раз он успокоился. Зато возмутился вошедший уже во вкус государственного правления Пум. А ведь закон у нас равен для всех, поэтому…
— Понятно, — остановил я собеседника. — Закон у вас наичестнейший и наидемократичнейший. Его подрихтовать слегка — и хоть в Палату мер и весов, как эталон. Мне непонятно теперь только одно: почему ваш народ голосовал именно так вторые восемь раз и последние четыре?
— Вероятно, ошибалась ваша система, — развел руками, больше похожими на плети, Бив.
— Нет, — сказал я.
— Да. Во всяком случае, другой версии у меня не имеется, — снова взмахнул «плетьми» председатель.
— А вы проводили наблюдение, — созрел у меня интересный вопрос, — как именно голосуют ваши избиратели? Как они конкретно, физически жмут на кнопки? Чем жмут? Жмут ли вообще? Знают ли они, что такое кнопки? Понимают, что на них написано и почему?
— Зачем же вы так-то?.. — явно обиделся за свой народ председатель Избиркома. — Мы перед каждыми выборами, на каждом участке проводим вводную лекцию, где все подробно разъясняем. А на кнопках вообще не буквы написаны, а знаки: плюс и минус. И что означает каждый из них, мы тоже говорим. Что же касается наблюдения за процессом голосования, то это антидемократично и грубо нарушает закон, — гордо вздернул подбородок Бив. — Разумеется, подобное в нашем государстве не может практиковаться ни при каких обстоятельствах.
— А если я посмотрю? — спросил вдруг я. — Ведь я-то под ваши законы не подпадаю.
— Ни в коем случае, — строго сказал председатель. — Иностранцы, а уж инопланетяне и подавно, на избирательные участки во время выборов вообще не допускаются.
— Это кто инопланетянин? — хотел было обидеться я, но быстро одумался, и чтобы прекратить потерявший смысл спор, протянул Биву руку: — Ну, что ж, буду разбираться дальше. Как только что — сразу поставлю вас в известность. Приятно было познакомиться.
Председатель отчего-то вздрогнул, попятился и потащил руку за спину. Но поскольку она была у него длинная, а я молод и проворен, перехватить я ее все же успел. И со всем полагающимся моменту чувством пожал. И тут же заорал. Завопил! Заблажил! Мою руку словно охватило пламя, словно я сунул ее в чан с кипящим маслом, словно с нее раскаленными щипцами сдернули кожу!..
Я продолжал вопить, тряся красной, с мгновенно вздувающимися волдырями ладонью, а Бив прыгал вокруг, тоже маша руками и заполошно приговаривая:
— Да как же?! Как же вы так? Неужели вы не знали? Неужели вас не предупредили?!..
У меня даже боль на мгновение утихла. Я сразу вспомнил, о чем именно предупреждал меня Котошаров: не жать свобиянам руки! И консул Юра наверняка бубнил мне вчера о том же… Ну, конечно! «Быбобда им буку не бми» — это ведь значит: «Никогда им руку не жми!» Ну какая же я бестолочь! Всегда умудряюсь не учесть самое важное!.. Кстати, о важном… А что если…
Я совсем забыл про боль и про свою несчастную руку.
— Сейчас ведь нет выборов? — сквозь слезы спросил я у председателя.
— Нет, — опешил тот, тревожно глядя на меня. Подумал, видать, что я спятил от боли.
— Значит, мне можно посетить какой-нибудь избирательный участок?
— Думаю, да…
— В таком случае, срочно отведите меня на ближайший!
Моя догадка полностью подтвердилась: «плюсы» и «минусы» на кнопках в кабинках для голосования были полностью стерты! Мало того, сами пластиковые клавиши были настолько разъедены кислотой (или что там выделяла кожа свобиян?), что больше походили на бесформенные огрызки, а кое-где и вовсе отсутствовали. Картина прояснилась полностью: первые восемь раз свобияне жали на «плюсик» за своего избранника… как его?.. Пума, и на «минусики» против Лэша, полностью приведя эти клавиши в негодность. Чтобы не оказаться в тюрьме за бойкотирование голосования, следующие восемь раз им волей-неволей пришлось жать оставшиеся целыми клавиши, то есть «плюсы» напротив имени герцога и «минусы» — напротив Пума. А вот в оставшиеся четыре раз они жали уже наобум, а чаще — вообще не могли найти двух
